Из "Неоконченных преданий"

Для полного понимания эта история требует знакомства с повествованием "Народ Дарина", приведенным в Приложении А к "Властелину Колец". Даем краткое его изложение:

Когда дракон Смог нагрянул на Одинокую Гору (Эребор), гномы Трор и его сын Траин (вместе с сыном Траина Торином, впоследствии прозванным Оукеншилд) спаслись через потайной ход. Трор вернулся в Морию, отдав перед тем Траину последнее из Семи гномьих Колец, и там был убит орком Азогом, который выжег свое имя у Трора на челе. Именно это послужило причиной войны гномов с орками, которая завершилась великой битвой в долине Азанулбизар (Нандухирион) перед Восточными Вратами Мории в 2799 году. Впоследствии Траин и Торин Оукеншилд жили в горах Эред Луин, но в 2841 году Траин выступил оттуда с целью вернуться в Одинокую гору. Во время странствий по землям к востоку от Андуина его схватили и заточили в Дол-Гулдуре, где он утратил Кольцо. В 2850 году Гэндальф проник в Дол-Гулдур и обнаружил, что настоящим его хозяином был Саурон; там он набрел на умирающего Траина.

Существует несколько версий "Похода на Эребор", как разъясняется в Приложении вслед за основным текстом; там же приведены существенные извлечения из более ранней версии.

Я не нашел никакой записи, которая могла бы предшествовать начальным словам данного текста ("В тот день он не проронит больше ни слова"). В первом абзаце "Он" - это Гэндальф, "мы" - Фродо, Перегрин, Мериадок и Гимли, а "я" - Фродо, перу которого принадлежит запись разговора. Действие происходит в одном из зданий Минас-Тирита после коронации Короля Элессара.


В тот день он не проронит больше ни слова. Однако потом мы снова завели разговор на этот счет, и он рассказал всю запутанную историю - как он пришел к мысли устроить поход на Эребор, почему подумал о Бильбо и как уламывал надменного Торина Оукеншилда принять Бильбо в свой отряд. Я сейчас не могу вспомнить этот рассказ полностью, но в общем мы поняли, что мысли Гэндальфа были заняты защитой Запада перед лицом надвинувшейся Тени.

- Я был очень неспокоен тогда, - сказал он, - ибо Саруман чинил препоны всем моим планам. Я знал, что Саурон восстал вновь и вскоре объявится во плоти, и я знал, что он готовится к большой войне. С чего он начнет? Попытается ли первым делом вернуть в свои руки Мордор или сначала атакует главные оплоты своих врагов? Я думал тогда и уверен сейчас, что его первоначальным планом было нападение на Лориэн и Ривенделл, как только удастся собрать достаточно сил. Это было бы гораздо выгоднее для него и гораздо хуже для нас.

Вы, может, думаете, что Ривенделл был вне его досягаемости, но я придерживался иного мнения. Дела на Севере были очень неважные. Царства-под-Горой и мощи людей Дэйла более не существовало. Для сопротивления любой силе, которую Саурон мог послать, чтобы вновь захватить северные горные проходы и древние земли Ангмара, оставались только гномы Железных Холмов, а за ними лежало запустение - и дракон. Дракон, которого Саурон мог использовать с ужасающим эффектом. Часто я говорил себе: "Со Смогом нужно что-то делать. Но еще нужнее прямой удар по Дол-Гулдуру. Мы должны расстроить Сауроновы планы. Я обязан заставить Совет понять это".

В таких мрачных раздумьях я спешил по дороге. Я устал и собирался немного отдохнуть в Шире, куда не заглядывал лет двадцать. Я надеялся, что смогу придумать какое-нибудь средство против всех этих неприятностей, если на время выкину их из головы. И я придумал-таки, хотя неприятностей мне из головы выкинуть не удалось.

Когда я уже подходил к Бри, меня нагнал Торин Дубощит, который жил тогда изгнанником у северо-западных границ Шира. К моему удивлению, он заговорил со мной; этот-то момент и стал поворотным во всей истории.

Он тоже был неспокоен - настолько, что сразу же попросил у меня совета. Так что я дошел с ним до его палат в Синих горах и выслушал его длинную повесть. Я быстро понял, что душа его горит из-за горькой памяти о несчастьях, об утрате сокровищ предков, что тяжким грузом лежит на ней унаследованный от деда и отца долг отомстить Смогу. Гномы очень серьезно относятся к такого рода долгу.

Я пообещал помочь ему, если смогу. Я, как и он, жаждал увидеть Смога мертвым. Однако Торин был поглощен планами войн и сражений, как будто он был царем Торином Вторым; мне же они представлялись безнадежными. Поэтому я оставил его и отправился в Шир, собирая по крупицам новости. Это было странное занятие. Я позволил событиям вести меня за собой, выжидая некий шанс, и наделал немало ошибок на этом пути.

Привязался-то я к Бильбо гораздо раньше, еще когда он был ребенком и молодым хоббитом; в последний раз, когда я видел его, он еще "не вошел в возраст". С тех пор я не забыл непоседливого хоббита с ясными глазами, любовью ко всяческим историям и бесконечными вопросами о том, что происходит в огромном мире за пределами Шира. Не успел я вновь переступить границу Шира, как сразу услышал кучу новостей о Бильбо. Казалось, только и разговоров было, что о нем. Его родители умерли очень рано по хоббитским меркам, едва дожив до восьмидесяти, а их сыночек так и не женился. Говорили, что он уже немного тронулся, шатается где-то целыми днями в одиночку. Видели его и болтающим со всякими бродягами, даже с гномами!

"Даже с гномами!" И вдруг у меня в голове сложились воедино три обстоятельства: великий в своей жадности дракон с его острым слухом и чутьем; крепыши гномы с их давней жгучей ненавистью, обутые в тяжелые башмаки; и быстрый легконогий хоббит, страстно желающий (как я полагал) выглянуть в большой мир. Я показался смешным самому себе, однако сразу отправился повидаться с Бильбо. Что сделали с ним эти двадцать лет? Не преувеличивают ли сплетни его достоинств? Однако дома его не оказалось. Соседи только качали головами, когда я расспрашивал о нем.

- Опять пропал, - сказал мне один хоббит. По-моему, это был Холман, садовник. - Опять пропал. Скоро он так пропадет совсем, если не остережется. Потому что спрашиваю его, куда, мол, вы собираетесь, и когда будете обратно, а он отвечает: я, мол, не знаю. А затем смотрит на меня чудно так и говорит: это, мол, Холман, зависит от того, попадется ли мне навстречу кто-нибудь - завтра ведь эльфийский Новый год! Жаль-жаль, такой обходительный хоббит. Лучшего и не найти от Белых Холмов до Реки.

"Так-так, горячо!" - подумал я. - "Пожалуй, рискну".

Времени было в обрез. Самое позднее, в августе мне следовало быть на Светлом Совете, иначе Саруман проведет свою линию, и ничего сделано не будет. Если даже не вдаваться в более высокие материи, это могло оказаться роковым для задуманного похода: ведь, не отвлеки мы внимание хозяина Дол-Гулдура, тот воспрепятствовал бы любой попытке пробраться к Эребору. Поэтому я поспешил назад к Торину, чтобы решить нелегкую задачу - уговорить его отказаться от возвышенных планов, идти тайно, да еще взять с собой Бильбо. Самого же Бильбо я так и не увидел, что чуть не оказалось фатальной ошибкой. Ибо Бильбо, конечно, изменился, став довольно толстым и расчетливым. Былые его мечтания выродились в нечто вроде послеобеденной дремы, и не было ничего более пугающего, чем обнаружить, что она грозит стать явью! Он был совершенно ошарашен и выглядел дурак дураком. Торин разъярился и ушел бы, не случись еще одно странное совпадение, о котором я не премину рассказать.

Вы-то знаете, что было дальше, во всяком случае, с точки зрения Бильбо. Однако если бы эту историю записывал я, она звучала бы весьма иначе. Он, например, и представить не мог, насколько никчемным считали его гномы или насколько сердиты они были на меня. Негодование и презрение Торина были гораздо сильнее, чем смог это ощутить Бильбо. Гном с самого начала пренебрежительно воспринял мой план и решил, что все это затеяно, чтобы попросту разыграть его. Дело спасли только ключ и карта Трора.

Много лет я не вспоминал о них. Только в Шире, когда у меня появилось время поразмыслить над повестью Торина, я внезапно вспомнил странный случай, благодаря которому они попали ко мне. Теперь-то было похоже, что это не просто случай. Я припомнил свою опасную прогулку за девяносто один год до того, когда я переодетым пробрался в Дол-Гулдур и наткнулся в тамошних подземельях на несчастного умирающего гнома. Я понятия не имел, кто это. У него была карта, когда-то принадлежавшая морийскому народу Дарина, и ключ, по всей видимости, связанный с ней. Их владелец был уже слишком далек от этого мира, чтобы все объяснить, но он сказал, что владел еще и великим Кольцом. Бредил он почти исключительно о нем. "Последнее из Семи", - повторял он снова и снова.

Все эти вещи могли попасть к нему разными путями. Например, он мог быть гонцом, перехваченным в пути, или даже вором, попавшимся еще большему вору. Однако он отдал карту и ключ мне. "Для сына", - прошептал он и умер. Вскоре мне удалось выбраться оттуда. Реликвии я прихватил с собой и, по неясной подсказке сердца, не расставался с ними, пусть вскоре почти совсем позабытыми. У меня ведь были и другие дела в Дол-Гулдуре, опаснее и важнее, чем все сокровища Эребора.

Припомнив теперь все это снова, я отчетливо понял, что слышал последние слова Траина Второго, хоть он не называл ни своего имени, ни имени сына. И Торин, конечно, не знал, что сталось с его отцом - он даже не упомянул "последнее из Семи Колец". Итак, в моих руках находились план и ключ от потайного хода в Эребор, через который, по рассказу Торина, Трор и Траин спаслись. И я сберег эти вещи, хоть и без осознанного намерения, до момента, когда они оказались куда как кстати.

По счастью, я воспользовался ими правильно. Я держал их в рукаве, как говорят в Шире, пока дело совсем не зашло в тупик. Но стоило показать их Торину, как он сразу согласился с моим планом - по крайней мере, в том, что касалось тайной экспедиции. Что бы он ни думал о Бильбо, но сам он решил идти. Существование потайной двери, которую могут обнаружить только гномы, давало надежду, по меньшей мере, разузнать, что поделывает дракон, и даже, может быть, вызволить толику золота или фамильные драгоценности и облегчить тем самым груз на сердце Торина.

Но для меня этого было недостаточно. Я чувствовал сердцем, что Бильбо должен идти с ним, иначе весь поход постигнет неудача. Или, как лучше сказать теперь, не произойдут другие, гораздо более важные события. Поэтому мне все равно пришлось уговаривать Торина взять его с собой. Немало потом трудностей встретилось на нашем пути, но, по мне, именно это испытание оказалось самым нелегким. Я уговаривал его всю ночь напролет, пока Бильбо почивал, и лишь под утро все окончательно утряслось.

Торин сочился презрением и подозрительностью.

- Жидок он, - фыркал гном, - жидок, как грязь в его Шире, да еще и глуп. Мамаша слишком рано оставила его. Ты ведешь какую-то темную игру, господин мой Гэндальф. Уверен, что есть у тебя свои собственные цели, кроме как помочь мне.

- Ты совершенно прав, - отозвался я. - Не будь их у меня, мне бы вообще не стоило тебе помогать. Тебе твои дела, может, и кажутся великими, но они лишь тонкая нить в великой сети. В моих же руках много таких нитей. Но это делает мой совет лишь весомее.

Под конец я возвысил голос.

- Слушай, Торин Дубощит! Если этот хоббит пойдет с тобой, ты преуспеешь. Нет - пропадешь. Это мое предвидение, и я предупреждаю тебя!

- Наслышан я о твоей славе, - сказал Торин. - Надеюсь, она заслуженна. Но из-за этой дурацкой затеи с твоим хоббитом я уж не знаю, то ли ты и вправду провидец, то ли безумец. Ты, часом, не повредился в уме от стольких забот?

- Забот у меня вполне достаточно, чтобы сойти с ума. И одна из самых досадных - надменный гном, который ищет моего совета (хотя я ему, сколько знаю, ничем не обязан), а затем вознаграждает меня дерзостями. Будь по-твоему, Торин Дубощит, поступай как знаешь. Но если отмахнешься от моего совета, кончишь ты плохо. И не жди от меня ни помощи, ни другого совета, покуда Тень лежит на тебе. Смири свою гордыню и жадность, или любая твоя дорога будет дорогой к поражению, пусть даже руки твои наполнятся золотом!

Тут он приостыл, но в глазах его тлел огонь.

- Нечего мне угрожать! - буркнул он. - В этом деле, как и во всем, что касается меня, решение остается за мною.

- Тогда решай! - бросил я. - Мне нечего добавить, разве вот еще что. Я нелегко дарю своей любовью и доверием, Торин; но я с нежностью отношусь к этому хоббиту и желаю ему добра. Относись к нему по-доброму, и ты заслужишь мою приязнь до конца дней своих.

Я сказал это, уже не надеясь его уговорить, но я не мог бы сказать лучше. Гномы понимают преданность в дружбе и благодарность за услугу.

- Ну хорошо, - проворчал после долгого молчания Торин. - Он составит мне компанию, если отважится - в чем я лично сомневаюсь. Но если ты настаиваешь, чтобы я тащил эту обузу, ты тоже должен идти с нами и присматривать за своим ненаглядным.

- Ладно, - отвечал я, - я пойду и буду оставаться с тобой, сколько смогу - по крайней мере, пока ты его не оценишь по достоинству.

В конце концов все вышло ладно, но тогда я очень переживал, поскольку у меня на руках были неотложные дела Светлого Совета.

Вот так и устроился поход на Эребор. Я не думаю, что, когда мы выступили, у Торина была сколько-нибудь реальная надежда уничтожить Смога. Такой надежды не было, но так произошло. Однако, увы! Торин не смог насладиться ни своим триумфом, ни своими сокровищами. Гордыня и жадность превозмогли его несмотря на мои предупреждения.

- Но ведь, - сказал я [Фродо - прим. перев.], - он так и так мог погибнуть в сражении. Нападение орков случилось бы независимо от того, насколько щедро Торин обошелся со своими сокровищами.

- И то правда, - ответил Гэндальф. - Бедный Торин! Несмотря на его недостатки, он был великий гном из великого рода; и хотя в конце похода он погиб, во многом благодаря ему было восстановлено Царство-под-Горой, как мне того хотелось. Однако Даин Железный Башмак оказался достойным преемником. И вот мы слышим, что он пал, сражаясь опять у врат Эребора, в то самое время, как мы бились здесь. Следовало бы назвать это тяжелой утратой, если бы не то чудо, что в его возрасте он еще орудовал своим топором столь мощно, как об этом рассказывают, стоя над телом Короля Бранда пред вратами Эребора покуда не пала тьма.

Все ведь могло обернуться совсем иначе. Да, мы сумели отвлечь главный удар врага на юг, но даже при этом Саурон своим далеко простертым правым крылом мог бы причинить ужасные разрушения на Севере, пока мы защищали Гондор, если бы на его пути не встали король Бранд и царь Даин. Вспоминая великую битву при Пеленноре, не забывайте битву при Дэйле. Представьте, что могло бы случиться. Огненное дыхание дракона и мечи варваров в Эриадоре! Гондор мог бы остаться без королевы. Мы могли бы сейчас, победив, еще только надеяться вернуться домой - к развалинам и пепелищам. И это удалось отвратить благодаря тому, что однажды вечером в начале весны я встретил Торина Дубощита неподалеку от Бри. Случайная встреча, как говорят у нас в Средиземье.

Примечания

^*

Поводом для переработки послужило появление полного текста "версии B" во втором издании "Annotated Hobbit" и необходимость согласовать ее перевод с переводом "The Quest of Erebor" из "Unfinished Tales". Важную роль сыграло и то обстоятельство, что "Поход к Эребору" в вышедших на русском "Неоконченных преданиях" IMHO заметно уступает оригиналу в эмоциональном накале, юморе и сочности диалогов. Но прежде чем заниматься критиканством, следовало избавиться от собственных ошибок, коих в первоначальном варианте "Похода на Эребор" (первом моем опыте художественного перевода) оказалось весьма изрядно. - Прим. перев.

^**

Вопреки общей редакционной политике ТТТ, Dwarves в переводе именуются гномами. Однако в случае печатного издания сего перевода под маркой ТТТ гномы превратятся в карлов без предупреждения. - Прим. перев.

1. Встреча Гэндальфа с Торином упоминается также в Приложении А (III) к "Властелину Колец", и там указана ее дата: 15 марта 2941 года. Существует небольшое разночтение между двумя этими источниками: согласно Приложению А, встреча произошла на постоялом дворе в Бри, а не на дороге. Перед тем Гэндальф посещал Шир двадцать лет тому назад, то есть в 2921 году, когда Бильбо был тридцать один год; Гэндальф потом говорит, что тот не вполне еще "вошел в возраст" [тридцать три года], когда он последний раз видел его.
2. Садовник Холман: Холман Гринхэнд, которому пособлял Хэмфаст Гэмджи (Жихарь, отец Сэма): см. "Братство Кольца" I 1 и Приложение C.
3. Эльфийский солнечный год (лоа) начинался со дня йэстарэ, предшествовавшего первому дню туилэ (весны); в Календаре Имладриса йэстарэ "более или менее соответствовал хоббитскому 6 апреля" (См. Приложение D к "Властелину Колец").
4. Траин Второй: Траин Первый, далекий предок Торина, бежал из Мории в 1981 году и стал первым Царем-под-Горой (Приложение A(III) к "Властелину Колец").
5. Даин II Железный Башмак родился в 2767 году; в сражении в долине Азанулбизар (Нандухирион) в 2799 году он зарубил орка Азога, отомстив за Трора, деда Торина. Он погиб в битве при Дэйле в 3019 году (Приложения A(III) и B к "Властелину Колец"). Глоин в Ривенделле рассказывает Фродо, что Даин "...по-прежнему правил Подгорным Царством. Ему шел двести пятьдесят первый год, он пользовался всеобщим уважением и любовью, а богатства гномов постоянно приумножались" (перевод А. Кистяковского).